За русский флаг на полюсе

Этот год знаменателен сразу тремя вековыми юбилеями русских северных экспедиций: Седова, Русанова и Брусилова. Характерно, что все они, не достигнув намеченной цели, трагично закончившиеся, все равно внесли огромный вклад в освоение северного морского пути нашими соотечественниками. На мой взгляд, самой героической из них была экспедиция Георгия Яковлевича Седова к Северному полюсу. С нее и начнем.

Русский авось, ах ты, русский авось,
Вечно ведешь ты, то вкривь, а то вкось.
Гонишь препятствий незримых гряду,
И провоцируешь нас на беду…
Звездное небо — твой призрачный кров,
Судно — полуразбитое,
Карта плохая, Георгий Седов,
Впрочем, еще не битая…
Первых предателей с судна — взашей!
Как паникеров — по трапу — в спину!
Рядом с героем толпа торгашей,
Из-за презренных своих барышей,
Грузят протухшую в трюм солонину.
Там на зимовке, под яростный вой 
Жутких метелей, трескучих морозов,
Этот авось обернется цингой,
Выдавив миру незримые слезы.
Вот и в команде усталость и злость.
Черную Метку нежданно схлопочешь:
Ты лейтенант, эту дурь свою, брось,
Мы повернем, ну а ты уж, как хочешь…
Только угроз не боится герой:
Вы через полюс вернетесь домой!
Или — усмешкой с обветренных губ —
Перешагнув через мой мерзлый труп.
Впрочем — и снова усмешка как стон-
Двери открыты и трусы все — вон!
Русский авось, ах ты, русский авось,
Сколько народу дойти поклялось
С ним до заветной макушки Земли?
Сколько клялось, только вот не смогли.
Гонишь препятствий незримых гряду,
Русский авось ты на нашу беду.
Два добровольца и тридцать собак
К полюсу делают первый шаг. Флаг на груди у Седова. В бреду
Губы упрямо твердят: я — дойду!
Вот и метелей окончился спор,
Солнце родное скользит между гор.
Солнышко, милое солнышко, эх,
То ли проклятье на мне, то ли грех.
Ты посвети еще нам, посвети,
Я ухожу, ну а ты — погоди…
Мёрзлые камни теперь его кров,
Умер героем Георгий Седов.
Знал, на что шел, чем горел и чем жил,
И за мечту свою жизнь положил.
Дух его вылетел и в тот же миг 
Радостно цели заветной достиг…

Начну свой рассказ с последней записи в его дневнике: «Воскресенье, 16 февраля. Болен я адски и никуда не гожусь. Сегодня опять мне будут растирать спиртом ноги. Питаюсь только одним компотом и водой, другого ничего душа не принимает. Конечно, съел бы яичко, сметанки, жареного цыпленка, даже чашку кислой капусты. Но где все это? Увидели выше гор впервые милое, родное солнце. Ах, как оно красиво и хорошо! При виде его в нас весь мир перевернулся. Привет тебе, чудеснейшее чудо природы! Посвети нашим близким на родине, как мы ютимся в палатке, как больные, удрученные, под 82° C широты».

Теперь-то я понимаю как важно время и место прочтения. По настоящему понять полярника может лишь тот, кто побывал в «его шкуре». Дело в том, что прочтение этих пронзительных строчек состоялось у меня в таких же суровых условиях, с первыми после долгой полярной ночи солнечными лучами, вспыхнувшими еще низко-низко над горизонтом примерно в тех же градусах широты, но только южной, вызвавшими такой же щемящий восторг и…тревогу. Но ему, первопроходцу, почти безжизненному телом, но не сломленному духом, идущему на верную смерть, было во сто крат тяжелее…

К началу 20 века уже были открыты все видимые границы Земного шара, но оставались еще «невидимые». Это северный и южный полюса. По большому счету чего-либо стоящего добиваются в жизни три категории людей: фанатики, прагматики и прагматичные фанатики. Руал Амундсен был из последней плеяды, Роберт Скотт — из второй, Георгий Седов — из первой. Была у него «одна, но пламенная страсть», выраженная в чеканной формуле: хочу осуществить мечту Ломоносова — водрузить русский флаг на Северном полюсе!

Правда два американца — Фредерик Кук и Роберт Пири — уже несколько лет вели тяжбу за признание приоритета в покорении Северного полюса, однако ни один из них не мог представить веских доказательств своего первенства. Их споры раззадорили Седова. А когда он узнал, что и на противоположный полюс — Южный — двинулись вслед за Р. Амундсеном четыре экспедиции (в том числе и японская), Седов не мог больше оставаться не у дел. Он решил организовать экспедицию к Северному полюсу, первую в России.

В те годы Россия переживала тяжелейшие времена. Страна пребывала в состоянии моральной депрессии. Честь и величие россов были беспощадно растоптаны на полях Манчжурии. Нужно было общенациональное дело, которое смогло бы вывести Россию из оцепенения и объединило бы всех вне зависимости от взглядов. В завоевании Северного полюса Седов как раз и увидел такую возможность. И не ошибся. Пресса и общество восторженно восприняли замысел первой русской экспедиции к Северному полюсу. М.А. Суворин, редактор газеты «Новое время», открыл подписку по сбору средств. Редакция была завалена письмами и денежными взносами. Откликнулись знавшие и не знавшие Г.Я. Седова: студенты, спортсмены, инженеры, профессора, генералы: кто жертвовал сто или десять рублей, кто несколько копеек… Сам государь император пожаловал 10 тысяч рублей, подарил дорогое ружье.

Вскоре, однако, Седова поджидало горькое разочарование. Специально созданная комиссия резко раскритиковала план экспедиции, фактически отвергла его, правительственное финансирование приостановилось. Надо признать, что многие замечания были вполне справедливы. Комиссия подчеркнула, что подготовка экспедиции к полюсу требует не менее трёх лет, а не три-четыре месяца. Однако и Седов понимал, что государственных денег все равно не хватит (их просто разворуют), а энтузиазма общества не хватит на столь долгое горение. Может и подвела его самоуверенная установка: иностранцы тратят на экспедиции миллионы, а мы достигнем полюса русской удалью!

Приняв во внимание все дельные замечания и перенеся старт «полюсной группы» с Новой Земли на Землю Франца-Иосифа, Седов всё же не согласился с тем, что невозможно собрать экспедицию в короткий срок. Он рискнул поспорить с высокой комиссией — и достиг некоторого компромисса. Весной и летом 1912 года в местечке Соломбала под Архангельском вовсю закипела работа по снаряжению экспедиции. Однако Петербургский комитет, созданный специально для её содействия, задерживал высылку консервов, инструментов, радиотелеграфной станции и фактически ставил весь проект под угрозу срыва.

Вторым препятствием, чуть не ставшим роковым, оказался хозяин судна «Святой великомученник Фока» шкипер Дикин. Уже получив половину договорной платы, он стал оттягивать время выхода корабля в море, чтобы затем, получив неустойку, просто отказаться от плавания и тем самым похоронить задуманный проект. Седов был вынужден отодвигать сроки отправления, но не сдавался. Да он и не мог, вернее, не имел морального права опустить руки и отказаться от «национального дела», поддержку которому оказали тысячи россиян! Чувствительный удар нанес Седову Владимир Русанов, поделившийся своими комментариями в газете «Речь»: «Воспользуется ли экспедиция Седова каким-либо новым, ещё не испытанным приёмом или средством передвижения? Будет ли она снабжена с особенной, исключительной тщательностью? Войдут ли в её состав лица, закалённые опытом продолжительных арктических путешествий? Кажется, на все эти вопросы придётся ответить отрицательно… В чём же можно видеть залог успеха?.. Много ли будет шансов достигнуть Северного полюса? Мне думается — очень и очень немного». Ох как хорошо просматривается соринка в чужом глазу. Ну ладно бы в личной беседе по-дружески сказал, а тут протрубил на всю Россию…

Ну что ты накаркал, хвалёный пророк?
Зачем? В этом обществе сплошь, мироедов,
Ты с дегтем последнюю ложку обрек
Смешать в бочке меда соседа…

Выход из Архангельска был назначен на 14 (27) августа 1912 года. В тот день на Соборной пристани собралось много народу. Среди провожавших была и Вера Валерьяновна Седова (еще не знавшая, что прощается с мужем навсегда). Под звуки оркестра и крики «ура» корабль тронулся в далёкий путь. Океан встретил их сильными штормами, принудившими искать убежище у Новой Земли. В начале сентября экспедиция встретила первые льды, а упорные западные ветры и ранние осенние морозы с каждым днём сковывали льды всё сильнее и сильнее. Однако отчаиваться Седов не привык. Даже встав на вынужденную зимовку, он не потерял присутствия духа и направил силы экспедиции на подробное и всестороннее изучение Новой Земли. Желая сплотить коллектив, командир активно привлекал к научным изысканиям матросов. За добрый нрав и справедливость те звали его отцом и беспрекословно подчинялись ему. Сверх намеченных работ Седов и его команда смогли описать, измерить и внести исправления в «существующую веками неверную карту Новой Земли». Надо также отметить, что во время экспедиции проводились регулярные метеорологические и геомагнитные наблюдения, за которые отвечал ставший впоследствии знаменитым советским ученым, Владимир Визе.

Каким же контрастом для экспедиции стали обман и халатность купцов и чинуш, вскрывшиеся только во время зимовки! Воспользовавшись архангельской запаркой, Седову подсунули вместо ездовых собак архангельских дворняжек, почти половину своры, а поставщики продовольствия обманули экспедицию самым жестоким образом, продав гнилую треску и солонину. Однако неунывающие седовцы компенсировали издержки, занимаясь охотой на медведей, тюленей, птиц, расставляя капканы на песцов, вылавливая в проруби маленьких рачков-креветок.

Натура Седова, не выносившая бездеятельности, создавала атмосферу дружбы, согласия и веры в успех затеянного дела. Седов понимал свою ответственность за каждого, прекрасно зная, как тягостно влияет на людей полярная ночь. Но всему приходит конец. Долгая полярная ночь уступила место солнцу. Однако ожидания тёплого лета 1913 года не оправдались. Вот уже годовщина экспедиции наступила, а ледовому плену не было конца. Офицерский состав выложил начальнику письменный ультиматум, выразив сомнение в успешности мероприятия. Седов понимал, что в их словах достаточно здравого смысла: топлива действительно оставалось мало. Уже заканчивалось арктическое лето, а льды так и не отступили. Люди рассчитывали на год плавания, морально подготовив себя всего к одной зимовке, а тут грозила вторая. Да и по-человечески понять офицеров было можно: в Арктике каждому грезилась Большая земля, дом, уют, тепло, цивилизация… Но он понимал также: Россия — не Норвегия и не Америка (где, например, у Пири было 4 вспомогательных отряда и более трехсот собак) и на вторую попытку гроша ломаного не дадут. Для себя же он исповедовал спартанский девиз: со щитом или на щите и уже однозначно решил, что при любых обстоятельствах его личная попытка покорения полюса состоится.

К счастью вскоре погода позволила экспедиции сняться с якоря. Несколько дней «Св. Фока» лавировал в тяжёлых льдах. В корабельной топке жгли всё, что могло гореть, на дрова пошла даже баня, которую хотели поставить на Земле Франца-Иосифа в память об экспедиции. В сентябре 1913 года корабль бросил якорь на Земле Франца-Иосифа. Все поздравляли друг друга и кричали «ура». С переломом зимы началась подготовка похода к Северному полюсу. Окончательно выяснилось, что к полюсу пойдут три человека: сам Седов и два матроса — Григорий Линник и Александр Пустошный. Совместными усилиями оборудовали нарты, назвав их «Передовой», «Льдинка» и «Ручеек».

И тут подстерег самый страшный удар русского авося: в отсутствии витаминов началась цинга. Она поражала одного полярника за другим: кровоточили десны, мучила одышка, опухали ноги. К началу нового, 1914 года, признаки цинги появились и у Седова. Уже мало кто верил в покорение полюса, однако Седов, как солдат на войне, оставался верен данной им клятве. Выход был назначен на 2 (15) февраля 1914 года. Две недели они пробивались сквозь торосы и полыньи. Ветер сбивал с ног, лютый мороз сковывал движение. У Седова распухли ноги, он задыхался от сильнейшего бронхита. Когда он уже не мог идти, спутники повезли его в нартах. В коченеющих руках сжимал он свой верный компас и время от времени очнувшись из полузабытьи, сверял направление: так держать, на север, ни шагу назад!.. 20 февраля (5 марта) 1914 года на подходах к острову Рудольфа Седов скончался. Его похоронили на высоком скалистом берегу: вместо гроба — два парусиновых мешка, в изголовье — крест, сделанный из лыж. Тут же оставили кирку, молоток и русский национальный флаг, который так мечтал первым водрузить на Северном полюсе Георгий Яковлевич Седов. Любимый его пес Фрам не вернулся с людьми на Большую Землю — его так и не смогли поймать — он остался на могиле хозяина…

Сильные духом не всегда побеждают в единоборстве с людским равнодушием и враждебными силами природы. Но человеческая память свято хранит имена тех, кто не щадя себя до последнего вздоха шел к благородной цели. Георгий Яковлевич Седов. Мы помним его имя и чтим его подвиг.

Эдуард Асадов
Ледяная баллада

Льды все туже сжимают круг,
Весь экипаж по тревоге собран.
Словно от чьих-то гигантских рук,
Трещат парохода стальные ребра.
Воет пурга среди колких льдов,
Злая насмешка слышится в голосе:
— Ну что, капитан Георгий Седов,
Кончил отныне мечтать о полюсе?
Зря она, старая, глотку рвет,
Неужто и вправду ей непонятно,
Что раньше растает полярный лед,
Чем лейтенант повернет обратно!
Команда — к Таймыру, назад, гуськом!
А он оставит лишь компас, карты,
Двух добровольцев, веревку, нарты
И к полюсу дальше пойдет пешком!
Фрам — капитанский косматый пес,
Идти с командой назад не согласен.
Где быть ему? Это смешной вопрос!
Он даже с презреньем наморщил нос,
Ему-то вопрос абсолютно ясен!
Встал впереди на привычном месте
И на хозяина так взглянул,
Что тот лишь с улыбкой рукой махнул:
— Ладно, чего уж… Вместе так вместе!
Одежда твердеет, как жесть под ветром,
А мгла не шутит, а холод жжет,
И надо не девять взять километров,
Не девяносто, а девятьсот!
Но если на трудной стоишь дороге
И светит мечта тебе, как звезда,
То ты ни трусости, ни тревоги
Не выберешь в спутники никогда!
Вперед, вперед по торосистым льдам!
От стужи хрипит глуховатый голос.
Седов еще шутит: — Ну что, брат Фрам,
Отыщешь по нюху Северный полюс?
Черную шерсть опушил мороз,
Но Фрам ничего — моряк не скулящий.
И пусть он всего лишь навсего пес —
Он путешественник настоящий!
Снова медведем ревет пурга,
Пища — худое подобье рыбы.
Седов бы любого сломил врага:
И холод, и голод. Но вот цинга…
И ноги, распухшие, точно глыбы…
Матрос, расстроенно-озабочен,
Сказал: — Не стряслось бы какой беды.
Путь еще дальний, а вы не очень…
А полюс… Да бог с ним! Ведь там, между прочим,
Все то же: ни крыши и ни еды…
Добрый, но, право, смешной народ!
Неужто и вправду им непонятно,
Что раньше растает полярный лед.
Чем капитан повернет обратно!
И, лежа на нартах, он все в метель,
Сверяясь с картой, смотрел упрямо,
Смотрел и щурился, как в прицел,
Как будто бы видел во мраке цель,
Там, впереди, меж ушами Фрама.

Солнце все ниже… Мигнуло — и прочь…
Пожалуй, шансов уже никаких.
Над головой полярная ночь,
И в сутки — по рыбине на двоих…
Полюс по-прежнему впереди.
Седов приподнялся над изголовьем:
— Кажется, баста! Конец пути…
Эх, я бы добрался, сумел дойти,
Когда б на недельку еще здоровья…
Месяц желтым горел огнем,
Будто маяк во мгле океана.
Боцман лоб осенил крестом:
— Ну вот и нет у нас капитана!

Последний и вечный его покой:
Холм изо льда под салют прощальный,
При свете месяца как хрустальный,
Зеленоватый и голубой…
Молча в обратный путь собрались.
Горько, да надо спешить, однако.
Боцман, льдинку смахнув с ресниц,
Сказал чуть слышно: — Пошли, собака!
Их дома дела и семейства ждут,
У Фрама же нет ничего дороже,
Чем друг, что навеки остался тут.
И люди напрасно его зовут:
Фрам уйти от него не может!
Снова кричат ему, странный народ,
Неужто и вправду им непонятно,
Что раньше растает полярный лед,
Чем Фрам хоть на шаг повернет обратно!
Взобрался на холм, заскользив отчаянно,
Улегся и замер там, недвижим,
Как будто бы телом хотел своим
Еще отогреть своего хозяина.
Шаги умолкли. И лишь мороз
Да ветер, в смятенье притихший рядом,
Видели, как костенеющий пес 
Свою последнюю службу нес,
Уставясь в сумрак стеклянным взглядом,
Льдина кружится, кружат года,
Кружатся звезды над облаками…
И внукам бессоннейшими ночами,
Быть может, увидится иногда,
Как медленно к солнцу плывут из мрака
Герой, чье имя хранит народ,
И Фрам — замечательная собака,
Как черный памятник вросшая в лед!

Николай Заболоцкий
Седов

Он умирал, сжимая компас верный.
Природа мертвая, закованная льдом,
Лежала вкруг него, и солнца лик пещерный
Через туман просвечивал с трудом.
Лохматые, с ремнями на груди,
Свой легкий груз собаки чуть влачили.
Корабль, затертый в ледяной могиле,
Уж далеко остался позади.
И целый мир остался за спиною!
В страну безмолвия, где полюс-великан,
Увенчанный тиарой ледяною,
С меридианом свел меридиан;
Где полукруг полярного сиянья
Копьем алмазным небо пересек;
Где вековое мертвое молчанье
Нарушить мог один лишь человек,—
Туда, туда! В страну туманных бредней.
Где обрывается последней жизни нить!
И сердца стон и жизни миг последний —
Все, все отдать, но полюс победить!
Он умирал посереди дороги,
Болезнями и голодом томим.
В цинготных пятнах ледяные ноги,
Как бревна, мертвые лежали перед ним.
Но странно! В этом полумертвом теле
Еще жила великая душа:
Превозмогая боль, едва дыша,
К лицу приблизив компас еле-еле,
Он проверял по стрелке свой маршрут
И гнал вперед свой поезд погребальный…
О край земли, угрюмый и печальный!
Какие люди побывали тут!
И есть на дальнем Севере могила…
Вдали от мира высится она.
Один лишь ветер воет там уныло,
И снега ровная блистает пелена.
Два верных друга, чуть живые оба,
Среди камней героя погребли,
И не было ему простого даже гроба,
Щепотки не было родной ему земли.
И не было ему ни почестей военных,
Ни траурных салютов, ни венков,
Лишь два матроса, стоя на коленях,
Как дети, плакали одни среди снегов.
Но люди мужества, друзья, не умирают!
Теперь, когда над нашей головой
Стальные вихри воздух рассекают
И пропадают в дымке голубой,
Когда, достигнув снежного зенита,
Наш флаг над полюсом колеблется, крылат.
И обозначены углом теодолита
Восход луны и солнечный закат,—
Друзья мои, на торжестве народном
Помянем тех, кто пал в краю холодном!
Вставай, Седов, отважный сын земли!
Твой старый компас мы сменили новым.
Но твой поход на Севере суровом
Забыть в своих походах не могли.
И жить бы нам на свете без предела,
Вгрызаясь в льды, меняя русла рек.—
Отчизна воспитала нас и в тело
Живую душу вдунула навек.
И мы пойдем в урочища любые,
И, если смерть застигнет у снегов,
Лишь одного просил бы у судьбы я:
Так умереть, как умирал Седов.

Приволжское УГМС, Вячеслав Демин